Почти все в нашем мире спроектировано с учетом пользователя-мужчины. Последствия этих решений далеко не всегда делают жизнь женщин-пользователей проще. Иногда они ее сокращают.

aspirations, the rise of western monasticism was the most note worthy event of the early centuries. The importance of monasteries cannot be overstressed as sources of spirituality, learning and auto nomy in the intensely masculinized, militarized feudal period. Drawing their members from the highest levels of society, women's monasteries provided an outlet for the energy and ambition of strong-willed women, as well as positions of considerable authority. Even from periods relatively inhospitable to learning of all kinds, the memory has been preserved of a good number of women of education. Their often considerable achievements and influence, however, generally lie outside even an expanded definition of philo sophy. Among the most notable foremothers of this early period were several whose efforts signal the possibility of later philosophical work. Radegund, in the sixth century, established one of the first Frankish convents, thereby laying the foundations for women's spiritual and intellectual development. From these beginnings, women's monasteries increased rapidly in both number and in fluence both on the continent and in Anglo-Saxon England. Hilda (d. 680) is well known as the powerful abbsess of the double monastery of Whitby. She was eager for knowledge, and five Eng lish bishops were educated under her tutelage. She is also accounted the patron of Caedmon, the first Anglo-Saxon poet of religious verse. The Anglo-Saxon nun Lioba was versed in the liberal arts as well as Scripture and canon law.

When the Bolsheviks came to power in 1917, they believed that under socialism the family would "wither-away." They envisioned a society in which communal dining halls, daycare centers, and public laundries would replace the unpaid labor of women in the home. Yet by 1936 legislation designed to liberate women from their legal and economic dependence had given way to increasingly conservative solutions aimed at strengthening traditional family ties and women's reproductive role. This book explains the reversal, focusing on how women, peasants, and orphans responded to Bolshevik attempts to remake the family, and how their opinions and experiences in turn were used by the state to meet its own needs.

Венди З. Голдман. Женщины у проходной. Гендерные отношения в советской индустрии (1917–1937). М.: РОССПЭН, 2010Представление о том, что советская власть дала женщинам возможность трудиться наравне с мужчинами, стало общим местом. Процент женщин в составе рабочего класса действительно был велик, работницы постепенно осваивали и сферы труда, традиционно считавшиеся мужскими. Но не все так просто: многие женщины выполняли неквалифицированную и плохо оплачиваемую работу, а эксперимент по тотальному освобождению женщин от «кухонного рабства» не удался, что привело к возникновению так называемой конструкции двойной нагрузки. Голдман рассматривает трудовой опыт советских женщин в контексте индустриализации 1930-х годов и пытается переосмыслить историю рабочего класса с акцентом на роли женщин. Ее цель не просто «устранить белые пятна на уже почти завершенной картине», а переписать картину заново. Автора интересует, как женский труд повлиял на накопление капитала, систему заработной платы и т. д. Основное внимание уделено периоду первой пятилетки (1920–1932).

Ради пятитомной «Истории женщин на Западе» свои усилия объединили 75 историков, а общую редакцию осуществили представители третьего поколения Школы Анналов: Мишель Перро, историк и феминистка, и медиевист Жорж Дюби. Методологическая основа этого исследования — так называемая история ментальности, введенная в обиход последним поколением анналистов. Ментальность — это совокупность представлений, свойственных той или иной социальной группе. Она определяет поведение членов этой группы и формирует их представление о себе и мире. В предисловии редакторы пишут, что именно развитие «антропологии и новый интерес к семье, к истории ментальностей, более чуткой к повседневной жизни, к частному и индивидуальному» способствовали выведению женщины из тени истории. Издание охватывает период от античности до 1980-х годов, географию — от Средиземноморья до Атлантики. Цель — найти и показать место женщин в европейской истории, продемонстрировать «все постоянство и всю переменчивость условий их существования». Авторы исходят из феминистской перспективы истории, но избегают идеологической заданности, поэтому «история женщин неизбежно оказывается также историей мужчин».

Книга охватывает важнейший в истории женщин период от Великой французской революции, когда они впервые осознали неравенство своего положения, до Первой мировой и успехов первой волны феминизма. Автор рассматривает, как реализуется так называемая теория разделенных сфер, идеология, привязывавшая женщин к дому. Период изобилует событиями: войны, промышленная революция, урбанизация, рост мировой экономики — но все это мужской взгляд на историю, который не учитывает место женщины, обеспечивавшей «тылы» и служившей украшением салонов. Абрамс интересует то, как эпоха Просвещения способствовала культивации и закреплению качеств, считавшихся традиционно женскими: хозяйственность, материнский долг, кротость, набожность, покорность и т. д. С точки зрения автора, именно домострой, ограничивавший сферу деятельности женщин домом, позднее стал их орудием, использовавшимся в борьбе за участие в общественной жизни: «они использовали благочестие и мораль респектабельной женщины для достижения власти в обществе». Абрамс сосредотачивается на том, какие представления о женщине были закреплены культурой, каково было положение женщин в семье и обществе, как они шаг за шагом отвоевывали право на участие в публичной сфере.

Реконструировать женскую повседневность России X–XVII веков — сложная задача, поскольку документов сохранилось мало. Пушкарева выделяет в русском средневековье два рубежа в истории женщин: это XIII век, когда за женщинами признается право наследования, и середина XVI века — время окончания формирования государства по самодержавному образцу и воцарения идеологии патриархата.На этом фоне Наталья Пушкарева реконструирует частную жизнь женщины Древней Руси по косвенным источникам с помощью комплексного анализа летописных, фольклорных, церковных памятников. В этот период жизнь женщины сводилась к роли жены и матери, а сфера деятельности — к хозяйственным хлопотам. Каждая глава отвечает на определенный вопрос: кто такая «добрая жена», для чего было необходимо «многочадие» и как регулировалась сексуальная жизнь женщины. Исследователь подчеркивает, что «полученная картина представит не столько реальное состояние дел, сколько отражение его в том или ином виде исторических памятников».

Мишель Ламарш Маррезе. Бабье царство: Дворянки и владение имуществом в России (1700–1861). М.: Новое литературное обозрение, 2009К исследованию правового статуса русской дворянки Мишель Ламарш Маррезе подтолкнула литература: «в каждом сюжете героиня предстает одновременно и сильной и беспомощной, выступая в патриархальной семье то тираншей, то жертвой». Противоречие обнаруживалось не только в художественных текстах, но и в жизни: женщины были обязаны жить со своими мужьями, не могли путешествовать и работать без их разрешения, но в то же время с середины ХVIII века замужние дворянки могли распоряжаться имуществом независимо от воли супруга, чего в помине не было в Европе. Маррезе прослеживает эволюцию правового статуса женщин дворянского сословия и выясняет, как именно они пользовались имуществом. Имущественное право побуждало дворянок быть активными деятелями на рынке земли и крепостных душ. Женщины привилегированного сословия в России составляли исключение на европейском фоне и с точки зрения привилегий, дарованных им законом: «для русских дворянок независимый контроль над имуществом сделался скорее правилом, чем исключением» — по мысли Маррезе, это и делает положение русских женщин уникальным.

Так уж сложилось, что современный читатель черпает сведения о жизни русской женщины XIX века из художественной литературы, и далеко не все и не всегда бывает ему понятным. Обстоятельное исследование Анны Беловой посвящено жизненным сценариям и повседневности русской провинциальной дворянки, хотя автор в предисловии пишет, что все это в той или иной степени применимо и к столичному дворянству, потому что «в действительности границы между ними зачастую бывали размыты». Каждому возрасту женщины соответствовал определенный набор стереотипов, включавший в себя характеристику внешности и род занятий: игра в куклы в детстве, ожидание суженого в юности, материнство в зрелости и почтенная старость, окруженная внуками. Белова берет за основу мифологему четырех возрастов и исследует то, как навязываемые культурой представления формировали жизненный цикл русской дворянки. В качестве основного материала исследования Белова использует внушительное количество женских писем и дневников.